Читать интересную книгу Судоходство в пролет - Алексей Смирнов

Предложение, от которого невозможно отказаться.

В общем, очень темная история. Абсолютно непонятно, о чем она. Чуждый, непостижимый разум. И эти карлики меня озадачивают: что заманчивого в том, что они попляшут у входа в гробницу? Хорошо, что я тогда еще не жил.

Боюсь я, правда, что они так и пляшут, и меня примутся развлекать, когда настанет время. Бывает, что нечто подобное я замечаю уже здесь, в составе тленного бытия.

Дивиди

Чувствую себя немножко гинекологом.

У меня никогда не лежала душа к этой дисциплине, и мне ставили двойки. Помню, откомандировали мою особу учиться в женскую консультацию; я зашел, поклонился, сел в углу и застыл.

– В зеркала смотреть будете? – оглянулась на меня докторша, склонившаяся над посетительницей.

Я молча покачал головой.

Так я и не приобрел навыка проникновения и созерцания, а зря. У меня забарахлил дивидишник: мало того, что показывает всякое паскудство, так еще и тормозит. Я поплелся менять якобы бракованный диск, но меня унизили и развернули обратно. Проверили там у себя – ну, девушка этим заправляет, ей-то проще поддерживать систему в рабочем состоянии. Оказалось, что диск очень даже хороший, несмотря даже на его содержание.

– Надо чистить головку хотя бы раз в три месяца, – строго сказала мне девушка.

Она и в андрологии с урологией разбиралась.

Дома я сел на корточки, как взрослый, вооружился пинцетом и проспиртованной салфеточкой.

«Hello», – сказала мне щель.

Я осторожно заглянул – ни хрена не видать. Какая головка? не вижу ничего. Колесико вижу и натянутую резинку – пасиком это называется, да? И все. Кромешная темнота.

«Goodbye», – изрекла щель не без злорадства.

…К тому же смущает терминология, она уже даже и не гинекологическая, а вовсе наоборот. Этой специальностью я тоже не увлекался.

Параллели

Дочка читает легенды и мифы древней Греции и Рима.

Кое-что пересказывает.

Темная, позорная страница в истории человечества, никакой морали, полное непонимание добра и зла.

С другой стороны, все было честно. Никто не говорил, что мир развивается поступательно под управлением главного божества. Мир был многополярным и многофакторным – таким, каким он видится нынче некоторым прогрессивным правителям.

Зевсу было до лампочки темные дела, которые обделывали, скажем, Афина Паллада или Посейдон. Он вмешивался, лишь когда сам этого хотел и был такой же отпетой скотиной.

В дочкином изложении все это приобретает предельно конкретное изложение. Хотя я даже не знаю, о ком она говорит:

– Один мужик втюрился в сестру жены, утащил ее в хижину и, чтобы не орала, как бешеная, отрезал язык.

И мне сразу кажется, что я слышу не дочку, а своего брата-милиционера.

Как писать книги

Год Таракана, зодиакальное созвездие Жопы.

День не заладился: бесшумно и неожиданно развалилась моя обувь, обе китайские кроссовки. Пришлось идти покупать незапланированные ботинки. Сначала я отправился в магазин таможенного конфиската, но выяснилось, что пограничники еще не успели отнять ничего подходящего; пришлось тащиться в другой. Там я купил первое, что попалось. Немного не рассчитал с ботиночными носами: они оказались слишком длинными, из-за чего я при моем невысоком росте приобрел совершенно дурацкий вид. Клоуном пошлепал по своим делам и дважды чуть не убился.

Остановился перед книжными лотками. Их было два: на одном лежала свежая литература, на другом – точно такая же, но вся уцененная до сорока рублей. Похоже, что книжки сознательно, в согласии с графиком перемещаются с одного лотка на другой.

Жутковатый голос над моим плечом со свистом осведомился, нет ли произведений писателя, от имени которого я сейчас сочиняю разнообразные романы. Я с горечью усмехнулся: ни намека на гордость автора, стоящего себе рядом инкогнито и тихо радующегося неосведомленности потребителя.

Между прочим, я почти дописал роман и теперь могу сказать, что мой эксперимент удался. Написать 12 авторских листов за 24 дня можно и нужно. Это очень просто. Я даже удивлен тому, что еще не все этим занимаются. Вот кое-какие полезные советы.

1. Выкинуть из головы всякие мысли о художественной литературе и поклясться, что изделие не будет иметь с ней ничего общего.

2. Рассчитать время и объемы. Разделить 480 тысяч знаков на 24 дня. У вас получится 20 тысяч знаков – пол-листа. Именно столько и придется писать ежедневно. Здесь присутствует элемент самодисциплины: графоману, например, придется в известной мере себя обуздывать, чтобы не закончить роман в один присест.

3. Растянуть сюжет на 10 авторских листов. Для этого достаточно просмотреть пару сериалов и прочитать две первые попавшиеся книжки с лотка. На третьем листе возникают некоторые трудности, но они вполне преодолимы – главное, поверить в себя.

4. Когда 10 листов будут написаны, нужно вернуться в начало и пробежаться по тексту заново, вставляя ненужные слова: прилагательные, наречия и многоточия. Два листа добавятся легко.

5. При правильной организации труда процесс займет около 3—4 часов в сутки. Оставшееся время можно посвятить созданию нетленного и душевного. Я написал сегодня целый абзац для себя лично и очень доволен.

Место для памятника

Крепнет и укореняется впечатление: наши правители наворовали уже столько, что им уже больше нечего приобрести, изобретение потребностей не поспевает за обеспеченностью. Поэтому завелись лишние деньги, которые нужно срочно потратить. Примерно так действовали мои предки в эпохи денежных реформ в 47 и 61 году, когда им приходилось скупать разнообразную дрянь, да поскорее.

Я тоже краду! В частности, название для этой записи. У моего почтенного земляка Даниила Гранина.

Я ни секунды не сомневаюсь, что из всех проектов облагораживания моего двора выбрали самый уродливый. Я для себя иного и не жду никогда.

Двор этот, будучи малой родиной, был дорог мне даже в запущенном состоянии. Там я и сам ковырялся в дупле исполинской ивы, которой давно уже, естественно, нет; там и покойная бабка успела посидеть на скамеечке, покачивая коляску с правнучкой. Скамеечка развалилась и испарилась следом за бабушкой, и посадочным местом сделался обширный пень, на котором пировали разные люди. Один раз я даже присоединился к ним, возбуждая в жене, глядевшей на меня из окна, крайнее негодование.

И вообще я похоронил там кота.

Сейчас двор преображается, никаких тебе пней и валтасаровых пиров. Его прямоугольник пересекли крест-накрест две инопланетные дорожки, ограниченные высоким бордюром-поребриком. И он стал похож на почтовый конверт. Это уродство режет глаза, как жизнь, на которой поставили крест. В середине оставлен овал, слишком маленький, чтобы можно было там поставить горку или песочницу. Не знаю, что там можно соорудить – разве что бронзовый бюст.

Очутившись в центре космического заговора, я начинаю догадываться, чей это будет бюст. Я его, слава богу, уже не увижу.

Майский жук, или Вестник несчастья

Это довольно нескромная история о дружбе и вероломстве.

Дело было так: мне исполнилось девятнадцать лет. Я написал на бумажке «Кабакъ», прицепил ее к двери в моей коммунальной квартире и пригласил двух друзей. Мы немножко посидели и пошли в пивной бар, чтобы познакомиться там с порядочными женщинами. Наше желание осуществилось мгновенно. Именно такие женщины там и сидели, а никаких других не было. Но с нами подружились только две синицы, а нам было нужно трех журавлиц. Однако дареному коню в зубы не смотрят, и мы в обнимку отправились ко мне в гости.

Я тогда проживал в двух смежных комнатах; выбрал себе даму и увел ее танцевать под пластинку фирмы «Мелодия», а мои товарищи остались в гостиной, где между ними что-то происходило, чего я не видел. Я был очень занят, но все мои усилия пошли прахом: дама довольно охотно танцевала, но делала вид, что помимо танцев ей не приходит в голову ничего дельного. Пришлось поделиться своими соображениями, которые ее почему-то сильно возмутили, и дама засобиралась обратно в пивной бар.

Однако ее подруга, когда мы перешли в гостиную, уходить наотрез отказалась. Обращаясь к ней перед уходом, моя дама негодующе воскликнула:

– Опять? Опять?

Это прозвучало подозрительно. Но мы были молоды, и думали, что будем жить вечно.

Она ушла, а мы остались. Подруга дамы обнимала моего долговязого приятеля, а тот, что был пониже, крутился рядышком, норовя подсунуться рылом, но его отгоняли. Избранника сильно тошнило, и он поминутно срывался с места, уходил. Тогда эта женщина позволяла маленькому временно заменить длинного, но стоило длинному вернуться, как она пихала маленького в морду и повисала на отблевавшемся. Однако ему вскоре сделалось совсем худо, и он ушел насовсем, окончательно опорожнившись лишь на платформе станции метро «Василеостровская».